Однако он был человеком добрым, верившим в людей и не умел долго сердиться, хотя некоторых газетчиков недолюбливал по-настоящему и старался держаться от них подальше. А они, как назло, находили его везде и всюду, на все лады расписывали смелость, выдержку, боевой опыт Казанцева и его бесстрашных асов.
Однажды июльским утром сорок второго года в нашей части появился корреспондент «Комсомольской правды». Казанцев и его встретил хоть и вежливо, но настороженно.
Сергей Бардин,— приложив руку к виску, бодро было представился прибывший.
— Знаю, знаю,— не дал ему договорить подполковник.— Что делать собираетесь?
— Что делать? Собираюсь писать...— переступив с ноги на ногу, ответил корреспондент и почему-то виновато улыбнулся.
— О чем же? Вы ж еще ничего не видели, молодой человек, ничего не знаете.
— Посмотрю, узнаю... — совсем уж обескураженно заулыбался Бардин.
Ну, ну, смотрите, смотрите, — с ехидцей процедил подполковник.
Всем, кто присутствовал при этой сцепе, стало как-то не по себе. Никто из нас не знал раньше Бардина, мы первый раз видели его нескладную, угловатую фигуру, его смешные перекосившиеся очки с раздавленными стеклами, по в глубине души мы искренне пожалели этого человека. Я подумал: конечно, до героя парню еще далеко, как отсюда до Одера, по подполковник мог бы быть к нему капельку ласковей. Ведь совсем мальчик еще — лет двадцать, не больше.
На следующее утро кто-то из летчиков, глядя па Бардина, даже рассмеялся.— Смотри-ка! Из молодых, да в ранние. Так и вертится вокруг начальства — от командира к военкому, от военкома к командиру. Наверно, собрал уже все сведения, клянчит машину на обратный путь.
Кто-то ответил:
— Бывает. Что с пего спросишь? Мальчик. Лет восемнадцать от силы.
Улучив момент, я еще раз глянул в упор на корреспондента и мысленно согласился: да, двадцати, конечно, нет — восемнадцать самое большее.
Вечером я получил боевой приказ. Мы вылетали к партизанам, даже не сумев как следует проститься с товарищами. Жали друг другу руки уже под крыльями взревевшего самолета, но кто-то еще успел крикнуть остающимся:
— А мальчишке подсобите! Подбросьте к своим на попутной!
— Ладно, ладно,— отозвался кто-то из темноты,— все образуется. У Казанцева тоже сердце не камень, на чем- нибудь подбросит птенца и еще летным пайкам обеспечит вперед на неделю.
На этом мы и расстались. Больше я не видел никого из полка. Передали наш самолет партизанскому соединению до самого конца войны, а после победы полк был расформирован, и мне не довелось больше ничего узнать о судьбе безусого военкора, хотя вспоминал я его часто. Сам не знаю почему, но облик его надолго запечатлелся в моей памяти с момента той первой и единственной встречи.
После войны стали мы разыскивать старых фронтовых друзей и товарищей. Многих недосчитались, конечно, но кое-кого и нашли. То там, то здесь начали отзываться однополчане. Нашел я в Москве сперва Сутеева Жору, турельного стрелка, потом Кузнецова, Ивана Брагу. В Ленинграде обнаружил Верочку Строеву (теперь Веру Сергеевну Немчинову). Из Калинина подал голос Сашуня Парфенов, из Энгельса Рыбин откликнулся...
Сижу вечерами, перебираю письма. Хорошо, грустно и совершенно невозможно на душе становится. Вот оно, паше фронтовое братство! А сам нет-нет про того мальца- военкора вспомню. Где, думаю, оп? Что с ним сталось?
Случай помог мне напасть и на его след. Позвонил мне как-то Сутеев.
— Ты?
— Младший сержант технической службы,— отвечаю.
— Здорово. Я уже говорил тебе, что в архиве работаю?
— Так точно.
— Ну так вот. Бардина Сергея помнишь? Корреспондентом к нам приезжал. От «Комсомолки». Смеялись еще над ним все.
— Ну, ну!
— Бумагу я тут одну вчера раскопал. Короче говоря, донесенье.
— О нем?
— Да. Хочешь, прочитаю?
— Читай...
— Слушай внимательно.
И я услышал:
-- «11 июля 1942 года на аэродром, где дислоцируется 103-й авиационный полк, прибыл корреспондент «Комсомольской правды» Сергей Бардин за получением информации о боевых действиях летчиков...» Слушаешь?
— Читай, читай!
— Так вот. «Узнав о предстоящем вылете группы самолетов на боевое задание, товарищ Бардин стал проситься в полет. Командир и военком части отказали ему. Тогда Бардин обратился к находившемуся на аэродроме командиру 210 и дивизии генерал-майору авиации Штеменко...» Слушаешь?
— Дальше! — «Генерал вначале не разрешил, но потом вследствие настойчивых просьб корреспондента дал свое согласие.
|