|
Вот лишь некоторые выдержки из писем и дневников солдат 6-й армии. «Мы попали в настоящий чертов котел,— писал ефрейтор Генрих Даувель,— здесь форменный ад. С каждым днем, с каждым часом наше  положение становится все хуже». «Сталинград стал нам поперек горла,— вторит ефрейтор Отто Крепель.— В роте осталось лишь семь История второй мировой войны. Т. 6. С. 74. 77 человек. Повсюду видны солдатские кладбища. Теперь только одно слово «Сталинград» приводит нас в ужас». «Новый год. Даже не кормят досыта,— с ужасом записал в дневнике Франц Панаш.— Речь постоянно идет о долге перед «фатерландом», которому мы присягали. ! Никто нам не поможет. Нам остается только подохнуть. Ураганный огонь русских.
Такого огня я еще не видел. Возможно, это конец. Если так — прощайте, мои дорогие на родине. В нашем бункере 11 человек. Все заняты своими мыслями и не говорят ни слова. Каждая секунда может стать последней. Как долго еще продлится эта мука? Я обвиняю руководство германского рейха и народа. Мы искренне надеялись на лучшее будущее, ждали его и воевали за него, терпели лишения, которые невозможно описать.
Лишенные всего, ввергнутые в несчастье, мы умираем...». «Скажу вам лишь одно: то, что в Германии назы-. вают героизмом, есть лишь величайшая бойня,— делился мнением с родными ефрейтор Карл Мюллер.— ...Я могу сказать, что в Сталинграде я видел больше мертвых немецких солдат, чем русских... Пусть никто на родине не гордится тем, что их близкие, мужья, сыновья или братья сражаются в России, в пехоте.
Мы стыдимся нашей жизни...». «...За эти дни,— с полным отчаянием написал в дневнике ефрейтор Роберт Ян,— наше положение еще ухудшилось. В сущности говоря, мы все больны... Кожи у меня скоро совсем не будет видно, всюду гнойная сыпь; если в ближайшее время не наступит улучшения, я покончу с собой... В животе бурлит, вши кусают, ноги обморожены.
|
