Йодль должен был уйти, а я занять его место. Вот и сидел бы сейчас в глубоком бункере, на родине, а не бродил бы по дорогам России. — Но что помешало вашему назначению? Паулюс усмехнулся: — Гитлер, поколебавшись, сказал: «Как ни важен этот пост, Сталинград важнее. Пусть закончит дело в Сталинграде». А Кейтель  поддержал эти соображения Гитлера. Уж кто-кто, а он ни за что не хотел видеть меня в генштабе. — Вы считаете Кейтеля опытным полководцем? — Нельзя сказать, какой он полководец.
Он не командовал боевыми частями и соединениями, но он хорошо знает все рубежи и минированные поля в главной квартире... И Кейтель побил своеобразный рекорд: он — обладатель самого большого числа высших наград. — Но ведь и вы, господин фельдмаршал, не обижены высшими наградами? — . Фельдмаршала Паулюса больше не существует. Если вы победите, то я вряд ли вернусь на родину. А если и вернусь, то никому не нужным разбитым стариком-инвалидом. Если начнем побеждать мы, то меня убьют ваши.
Они не допустят, чтобы я вернулся в рейх. Такая же* участь постигнет всех моих товарищей, и, думаю, вообще большинство военнопленных. — Почему же вы так думаете? Ведь с вами гуманно обращаются. Вы живете в хороших условиях. Вам оказывается уважение. — Да, это правда. Все изменится лишь в одном случае — если Германия одержит победу. Но я в это верю мало, а сейчас совсем мало. Как крупный военачальник, обладавший большим опытом работы в генеральном штабе, Паулюс хорошо понимал, какое значение имел разгром немецко-фашистских войск под Курском и Орлом летом 1943 года.
Он начертил в своем блокноте какую-то схему, которая, видимо, была понятна лишь ему одному. Большой лист бумаги был весь испещрен стрелками, значками, цифрами, вопросительными знаками, сокращениями. Каждый день после прочтения очередной сводки Советского Ин- 170 формбюро Паулюс подходил к большой карте, висевшей в клубе лагеря, и через лупу долго рассматривал ее.
|