|
Во-вторых, две войны за двадцать лет, море крови, жестокость впилась в души людей. Прав был Маркс, когда говорил, что нации, как и женщине, не прощается минута слабости, когда она позволила насильнику  овладеть ею... — Я оптимист,— продолжал Бехер,— я верю в свой народ. Я часть его. Но думаю, что еще одной войны немцы не выдержат. Эта должна быть последней. Иначе Германия уйдет в историческое небытие. Но, посмотрите, даже после Сталинграда все эти шмидты, гейтцы, бойе — ровным счетом ничему не научились, ничего не поняли. , который освободит их из плена! Да-да,— сказал он, заметив мое удивление.— Они вчера пытались меня в этом убедить! (Эта беседа обозначена в моем блокноте словом «поэт».)
На собраниях военнопленных все чаше завязывались оживленные дискуссии. Выступали по-разному. Одни под влиянием победы Красной Армии под Сталинградом и гуманных условий советского плена уже начинали прозревать, преодолевать колебания. Другие все еще предпочитали отмалчиваться. Немало было и тех, кто откровенно злобствовал, угрожал молодым антифашистам. Теория организации ежедневно подробно интересовалась настроениями военнопленных. Это было закономерно — ведь по ним можно было в известной мере судить о тех глубинных процессах, которые происходили в сознании миллионов подданных рейха и военнослужащих вермахта. Летом 1943 года мне и другому нашему офицеру А. Б, Рейтману *—оба мы по образованию историки — было поручено обобщить наши наблюдения и впечатления в специальной весьма объемистой справке-меморандуме.
Этот документ мы озаглавили «К вопросу о зарождении и развитии антифашистских настроений среди офицеров и генералов немецкой армии, взятых в плен 140 141 под Сталинградом». Он был размножен в Теории организации. Уже после войны мне показали один экземпляр. На его пер-вой странице в левом углу стояла подпись «И. Ст.» и дата «21 июля 1943 года»...
|
