С какой легкостью он это сделал! (Сдался в плен)... А вот Бекер... запутался со своим вооружением... и застрелился. Это же так просто сделать! Пистолет — легкая штука. Какое малодушие — испугаться его! Ха! Лучше  себя похоронить заживо. И именно тогда, когда он точно знал, что его смерть явилась бы предпосылкой удержания других котлов. Теперь он подал такой при*: мер, нельзя ждать, чтобы солдаты продолжали ера-* жаться. Цейтцлер: Тут нет никаких оправданий.
Он обязан был раньше застрелиться, как только почувствовал, что нервы могут отказать. Гитлер: , как сказать: «Я ничего не мог боль* 104 ше сделать» — и застрелиться. В этом случае можно было бы сказать: человек вынужден застрелиться, подобно тому как раньше полководцы бросались на меч, если они видели, что сражение проиграно. Это само собой понятно. Даже Вар 1 приказал своему рабу: «Теперь убей меня». Цейтцлер: Я все еще думаю, они, может быть, так и поступили, и только русские утверждают, что всех взяли в плен. Гитлер: Нет! Энгель: Странно, смею сказать, что они не указали, что Паулюс взят в плен, будучи тяжело раненным.
В таком случае они могли бы впоследствии объявить, что он умер от ран... Гислер: Как же можно было бы иначе действовать?.. Ведь тогда я должен был бы сказать, что идиот тот солдат, который рискует своей жизнью, постоянно жертвует своей жизнью... Мне это потому так досадно, что из-за одного-един-ственного слабовольного, бесхарактерного человека перечеркнуто мужество столь многих... Представьте себе: он прибудет в Москву... Там он подпишет все. Он будет делать признания и составит воззвания. Вы увидите: теперь они пойдут по пути бесхарактерности до предела, докатятся до глубочайшего падения...»2 А в это время остатки разгромленной «гвардии фюрера»— почти сто тысяч генералов, офицеров, унтер-офицеров и рядовых — нескончаемыми колоннами брели по заснеженной степи на советские сборные пункты.
|