|
Сюжетом беседы нередко служили темы о соседях и сослуживцах, о женщинах и житье-бытье семьи и детей. Разговор продолжался час-другой, иногда со шнапсом. Разумеется, не в здании гестапо, причем Цильке играл какую-  нибудь роль: то ли страхового агента, то ли уполномоченного больничной кассы, то ли еще какую-нибудь — в зависимости от обстоятельств. Это был первый этап проверки. Навызывали в гестапо и там производили «обмеры» по параметрам, составленным и изобретенным Цильке.
Измеряли нос, бедра, таз, длину шеи, расстояние между глазами, степень «распространенности» растительности на лобке и под мышками. — Но самым решающим показателем,—«делился опытом» Цильке,— для меня были глаза. Что-что, а глаза не могли обмануть меня никогда. Заглянув в них, я видел «мировую скорбь» тысячелетий, если она там присутствовала. «Мировой скорби» нет ни у кого из представителей других народов.
По «формуле Цильке» при одной восьмой и даже одной четвертой еврейской крови «мировая скорбь» не просматривалась, а при чистокровности и полукровнос-ти — непременно. На основании заключений, выносимых Цильке, сотни людей были отправлены в газовые камеры и печи крематориев. Но... экономика предприятия коварна! Цильке был не чужд гомосексуальных влечений и однажды, осматривая подозреваемого мальчика, предложил ему прийти к себе на квартиру вечером...
Возмущенный отец мальчика донес об этом. Эксперт был пойман на своей квартире с поличным, выгнан со службы, исключен из СС, судим и направлен в штрафной батальон. Оттуда он сумел перебраться в обычный полк, входивший в состав 6-й армии,— помогли связи в СД. На фронте попал в советский 127 плен и сразу же поспешил заявить о своей «ненависти к нацизму»! Более того, очутившись в Суздальском лагере, Циль-ке решил не более не менее как заняться... «антифашистской работой». Он рассказывал мне, что кроме экспертиз по расовым вопросам привлекался самим шефом гестапо Мюллером в качестве эксперта-психолога.
|
